Рассказывает мама
Зинаида Васильевна Мороз
— Татьяна по своему характеру была больше похожа на мальчишку — боевая, шустрая, быстрая,
упрямая, хулиганистая, могла с мальчишками подраться. Я ей говорила: «Татьяна, тебе надо было
родиться мальчиком». Всегда была заводилой, ничто не обходилось без ее участия. В школе все ее знали.
Когда в лагерь на лето едет — то же самое.
Делилась она со мной очень редко, наверное, когда уже был тупик и сама из него не могла найти выхода.
Больше делилась с отчимом, и если я что-то узнавала, так от него. Больше она почему-то предпочитала
мужской пол для откровения. Как-то Таня потеряла мою цепочку, но мне не сказала, подготовила Мишу,
потом вместе они мне об этом рассказали. Она говорила: «Ты меня понять не можешь, а он понимает».
Друзья у нее в основном тоже были мальчишки. Упрямая, иногда даже могла сделать что-то наперекор, но
по-своему. Когда я говорила ей, чтобы она старалась учиться, она отвечала: «Мама, это не твоя
проблема».
Я всегда говорила, что мои дети родились с профессией. Старший сын у меня плотник-краснодеревщик,
Татьяна с самого раннего детства, класса с четвертого, все сама себе шила, я покупала ей только верхнюю
одежду. У нее было очень много журналов, в основном Burda, из которых она брала выкройки. И я всегда
удивлялась ее способностям в этом деле. На последний Новый год она сшила себе за два дня три наряда.
Смешно сказать, но вечернее платье на экзамен после курсов, а ей единственной поставили за него
пятерку, она сшила из бабушкиной шторы. Что-то старое перекроит, вечер посидит — и обновка готова.
Ничем другим заниматься не хотела, говорила: «Мать, я буду только художником-модельером. Ты еще обо
мне услышишь!».
Хорошо рисовала. Остались две большие тетради с ее рисунками. Любила мягкие игрушки, шила их сама.
С куклами, как другие девчонки, не играла и не любила для них шить наряды.
После девяти классов Татьяна пошла учиться в вечернюю школу и на курсы швеи от биржи труда, потому
что, чтобы стать художником-модельером, нужно освоить две профессии — закройщика и швеи. Она
закончила десятый класс и одновременно эти курсы. В течение одиннадцатого класса у нее была практика
— работала в частном предприятии «Компонент». Мастер была довольна работой Тани и ставила ее на
самые ответственные операции. Таня говорила: «Мама, я должна этот год усиленно поработать, чтобы
идти в технологический техникум учиться на художника-модельера. Я уже записалась туда на
подготовительные курсы». Тяжелый был у нее год — три дня учебы в школе и три дня работы.
Татьяне очень нравилось ее имя, и особенно фамилия — Мороз. Она говорила, что у нее никогда не было
побочных кличек, только связанные с фамилией — Мороз, Морозиха. Всегда говорила: «У меня даже есть
свой день — Татьянин».
Мечтала, чтобы я ей купила собаку. Но она любила подольше поспать, значит, по утрам выгуливать ее
пришлось бы мне. Я работала на тракторном заводе, вставала в полшестого, а тут бы пришлось в пять.
Сказала: «Никаких собак». Тогда она завела котенка. Принесла махонького и спрятала к себе в тумбочку,
боялась, что я буду ругаться. Спрашиваю: «А кто это у тебя в тумбочке мяукает?» — «Ну посмотри, какая
прелесть!» — «Но если ты эту «прелесть» не научишь ходить на горшок, то ее в доме не будет.» Научила.
Любил котенок только ее. Татьяна еще идет по лестнице — он уже стоит у дверей. Если открыт балкон,
кошечка ходит по парапету и обязательно среди всех людей узнает Татьяну, тогда уже бежит к дверям.
Когда Таня погибла, и кошки не стало — ушла из дома.
Любила ходить на дискотеки, но в последнее время не так часто у нее это получалось, потому что очень
уставала. Любимое место — кинотеатр «Центральный».
Я работаю в Раубичах в лагере от тракторного завода. В тот день, 30 мая, завод отмечал свое 50-летие, и
я осталась на работе, потому что должны были приехать гости. В час дня я позвонила Татьяне. Она
говорит: «Что ты меня будишь? Когда ты приедешь?» — «В понедельник.» — «Хорошо. Не звони мне — я
буду спать.»
Назавтра, в понедельник, все приехали на работу и говорят: «У нас в Минске такое горе! А твоя такая
шустрая — везде первая». — «Моя соня в час дня еще спала — не пойдет она на этот праздник.» Не было
ни предчувствия, ни даже мысли о том, что могло такое случиться с Татьяной. Целый день я спокойно
отработала и вечером приехала домой. Соседка говорит: «Зина, твоей Татьяны сутки дома нет». Я смотрю,
пропуск на работу лежит дома, говорю: «Миша, она не на работе, хотя должна быть там». Мы начали
звонить в милицию, по тем телефонам, которые передавались по телевизору. Там нам сказали: «Для
успокоения души съездите в 9-ую — там тяжелобольные, и в 10-ую — в морг». Сын поехал в 9-ую, а мы в
10-ую. Там сказали: «У нас все опознанные, неопознанных нет». Мы, счастливые, отправились домой.
Думаю: «Ну, беглянка, хоть тебе и восемнадцать лет на носу — выпорю. Хоть бы позвонила домой».
Начала ужин готовить. Позвонила сестра и говорит: «Твоя Татьяна на работе. Что ты всех на ноги
подняла? Я дозвонилась до «Компонента», и там сказали, что она на работе». Звоню на работу, мне
говорят: «Мороз отпросилась и ушла». Миша говорит: «Мать, давай скорее ужин готовь. Сейчас прибежит,
не успеет дверь открыть, как скажет: “Давай скорее поесть”».
Я стала готовить, и тут вбегает младший сын и кричит: «Мама, мама, нашу Таньку по телевизору
показывают! Ее убили». — «Не может быть такого», — все, что я смогла сказать. После этого показа стали
все звонить и спрашивать: «Таня дома?» — видно, узнали ее.
Вскоре приехали из милиции и сказали, что надо ехать в 10-ую. «Но мы же полчаса как оттуда. Нам
сказали, что все опознанные.» — «Да, все опознанные, но за одной девочкой никто не обращается.» Мы
поехали, там уже был старший сын. Он сказал: «Мама, ты не заходи туда, в морг». — «Там наша Таня?» —
«Да.»
Татьяна собиралась замуж в сентябре, и у нее при себе была визитка жениха, поэтому ей поставили
фамилию этого парня. На бирке была его фамилия, поэтому она и считалась опознанной, но, поскольку за
ней никто не обращался, показали по телевизору.
Девчата потом рассказывали, что днем она ездила в Стайки загорать. Все, кто был с ней, остались, а она
сказала: «А я поеду на праздник на Немигу». С кем она туда пошла — я до сих пор не знаю. Не могу
объяснить, как и почему могло такое произойти. Мой отец говорит: «Лошадь и то никогда не убьет человека
намеренно, а такое…».
Перед похоронами приснилась мне огромная площадь, на которой стоял такой стол, как в ателье для
глажения одежды, и будто бы моя Татьяна дедерон гладит. Я спрашиваю: «Зачем он тебе, что ты с ним
будешь делать?». Она говорит: «Я себе шляпу сошью». Я тут же проснулась. Соседка сказала: «Шляпа —
это покрытие. Ей надо покрывало». Сын утречком поехал и купил именно дедероновое покрытие, и мы с
ним ее похоронили.
Когда прошло сорок дней, на второй день видела сон, что я будто бы собираюсь на какую-то примерку и
тут узнаю, что Татьяна заболела. Я думаю: «Нет, я столько эту примерку ждала, пойду». Приезжаю, а там
женщина, которая мне и сказала о трагедии на Немиге. Она мне уступила очередь. После примерки я
будто бы приезжаю в больницу, а там большая, очень высокая лестница с ковром. Я думаю: «Как она
взобралась на эту лестницу?». Тут идет пожилой мужчина с тростью, легко подтянулся на нее и пошел,
сказав мне: «Вот видишь, дочка, я уже научился по ней ходить, а тебе еще рано». Потом я как-то попала в коридор больницы, спрашиваю: «А где здесь Таня Мороз?». Какие-то мужчины говорят: «Мы сейчас ее
позовем». Таня подошла ко мне, и я спрашиваю: «Таня, что у тебя с лицом? Пятна, столько грима». — «У
меня все нормально, я только пить хочу, принеси попить.» Я думаю, что на праздник этот она попала из-за пива, потому что любила его, говорила всегда: «Мама, пиво — это напиток богов».
Глава из книги "Трагедия на Немиге"
Далее по списку
(Мядель Павел)
