НОВАКОВСКАЯ АЛЕВТИНА

23.03.1983



Рассказывает мать
           Наталья Михайловна Новаковская
           — «Мама, расскажи, какая я была маленькая», — говорила моя Алечка, улыбалась и садилась слушать. А я начинала рассказывать. Ты, — говорила ей я, — была очень подвижная, живая. Еще до рождения мне врач говорил: «У вас будет мальчик», а перед уходом в декрет — обещал двойню. Аля тут же добавляла: «Вот здорово, а родилась я». — «Ну, — говорю, — когда ты родилась, я спрашиваю у врачей: кто у меня родился? Они молчат. Я опять: скажите, кто у меня родился? Они приподняли тебя и говорят: «Да девочка у вас — девочка».
           Смотрю, лежишь ты на ладони — такие замечательные щечки и губки красненькие, пухленькие. И еще похныкивала ты немножко, что-то тебе не нравилось.
           Родилась ты нелегко, шла личиком, и меня порядком намучили. Привезли мы тебя домой, положили спать, а пеленки ты не любила, покряхтываешь, смотрю — одну ручку вытащила, другую следом, и ножками дерг- дерг и лежишь без пеленки, холодно тебе, надели ползуны. Все ты делала раньше Клавы. Старшая сестренка спокойная, положишь — все магазины обойдешь, а она все так же лежит. Рано стала стоять, ходить, зубки рано пошли. Всегда быстренькая, щебечешь что-то, хлопочешь.
           Очень гордилась, когда тебе доверяли. Ответственность чувствовала, всегда в делах, но делала ты все быстро.
Аля

Фото из семейного архива Новаковских

           Весь дом был на нашей Алечке. И в магазины, и на базар. Как тяжело говорить в прошедшем времени о моей доченьке — такой молодой, красивой и здоровой девочке. Приду с работы, надо в магазин идти, собираюсь, а она меня ждет уже и говорит: «Ты куда?» — «В магазин», — говорю. Она: «И я с тобой». Быстренько оденется, и вместе идем, говорим, смеемся.
           Такая безотказная, жалела меня очень, любила. Вечером подойдет, обнимет, поцелует, спокойной ночи пожелает, поговорит или спросит что. Или видит — я читаю, а ей же пообщаться хочется, подойдет: «Мамуля, ножки болят? Давай я тебе массажик сделаю». Сядет и тут же делает массаж одной ноги, другой. Довольная такая.
           Улыбка у нее необыкновенная, очень красивая и располагающая, со светлыми зайчиками в зеленых глазах. Всегда хочется ей в ответ улыбаться.
           Дома помогала, на даче. Нет теперь у нас помощницы, умненькой и славненькой такой. Очень любила порядок наводить в шкафах и вообще дома. Ездить на базар, по магазинам.
           Хороший вкус у нее был. Она всегда знала, что хочет, а не просто чтобы купить. Выберет себе что-то, в нескольких местах справится, есть ли, сколько стоит, а потом едем и берем, конечно когда у меня деньги появились.
           Любила цветы и особенно розы. Говорю: «Что тебе, Алечка, купить?». Она тихо скажет: «Купи мне хоть одну розу».
           Вот теперь, задним числом, думаешь: как мало мы ее баловали. Любима она, конечно, была, и знала это отлично, и ценила. Жалела маленьких и любила их. Часто рассказывала о соседских детях, какие они красивые, как говорят, как одеты. Улыбалась при этом. Сама с трех лет ездила в лагеря со мной и старшей сестренкой. И очень любила ездить, друзей у нее всегда появлялось много после очередной поездки. Отзывчивая и добрая она девонька.
           Много было подружек, а мальчишки говорили — «классная девчонка». Подружки и друзья заходили к нам, придут, зовут погулять, а Алюня не хочет идти с ними. Говорю: «Иди, доча, погуляй, сидишь за уроками, надо отдохнуть, совсем бледненькая стала». А она мне в ответ: «Да, мама, они не учат особо, а мне же пятерки нужны, а кого спросят, если никто знать не будет? Конечно, меня».
           Вот так она относилась к учебе. В классе к ее мнению прислушивались, ни один вопрос не решался без нее — старосты класса. Была, как и во всем, очень ответственной. Справедливая. Рассказывает мне: «Мама, как так можно? Девчонки спишут, а потом первыми руки тянут!».
           У их классного руководителя больное сердце. Как жалко было Але, когда нерабочий шумок расстраивал бедную женщину. «Ну почему ребята не понимают этого!?» — почти всплакивала Алевтина, рассказывая в очередной раз о своей школьной жизни.
           Очень скромная была, а уже некоторые одноклассницы и пили пиво, и курили.
           В учебно-производственном комбинате Аля выбрала профессию экскурсовода — она так подходила этому общительному ребенку. Но сама она хотела, как дедушка, быть врачом, стоматологом. Как раз в этом году организовались подготовительные курсы. Ну а если не получится, думала она, то можно попробовать поступить в нархоз или на прикладную математику. Усиленно занималась: понимала, что ничто легко не дается.
           Занималась спортом — каратэ, хорошо каталась на коньках, училась играть на аккордеоне, петь любила. Славный получился дуэт с сестричкой: та на цимбалах, Аля — на аккордеоне. Всем любила заниматься, хотела много успеть.
           Да, она была необыкновенной и часто спрашивала, почему ей об этом говорят. Я говорила: «Ты хорошая, милая девочка, но не возносись».
           Она улыбалась в ответ. Любила, когда ее хвалили, — а кто не любит? И заслуживала это. Свои дела еще не сделает, отложит, а маме поможет. Носила с удовольствием мои кофточки, вязала я их ей часто. И мне было приятно. Любила мерить, как все девчонки, гримасничать, как маленькая обезьянка. Ходила в кружки, с удовольствием творила. Была активная. Ладненькая. Ерундой заниматься ей было некогда. Теперь ее сестренка, Клавочка, осталась одна, осиротили нас всех, а когда нас не станет, то Клавочке будет одиноко, потому что нет Али, сестренки. Аля все хотела походить на свою старшую сестренку, говорила: «Я, как Клава, буду учиться в институте».
           Аля меня часто спрашивала: «Мама, почему меня так назвали: не Лена, не Оля?». Особенно ей нравилось, когда ее называли правильно — Алевтина.
           В жизни она отдавала окружающим больше, чем брала. Люди к ней тянулись. Телефон не переставал трудиться, когда она была дома. И кто с ней столкнулся в жизни — не забудет ее. Я горжусь моей дочерью.
           Была Аля, как и все дети, сладкоежкой. Кушала неплохо, когда проголодается. Расскажет, что там у них в школе давали кушать.
           Когда я предупреждала о чем-то, она говорила: «Не думай о плохом, не говори, а то притягиваешь».
           Любила Аля веселиться, ходить на дискотеки, когда был праздник на улице — ходила, но не часто. Ну и в тот день как было не отпустить дочь на праздник — и так ведь почти нигде не бывает! За ней зашли подружки. Ожидалось веселое представление и даже выступление группы «Манго-Манго»… Ушла в 7 часов вечера, а потом…
           Вечером позвонила сначала мать одной подружки, потом второй. Спрашивали, где Аля, сообщили, что на Немиге случилось что-то страшное. В ту ночь мы с мужем объездили все больницы. Среди неопознанных — не было, среди 36 погибших — не оказалось. Теплилась надежда. Сказали, что во 2-й больнице три девочки без сознания — поехали туда, но заскочили напоследок еще раз в 10-ую в морг. Только что туда привезли семнадцать погибших. Там, самая последняя, у стенки, лежала Аля — с одним босоножком, потоптанная, истерзанная… Муж упал в обморок.
           На похоронах были все одноклассники и учителя. Директор школы передал кассету, где запечатлен последний звонок, на котором Аля — ведущая торжественной линейки — звонко и, как оказалось, пророчески, предрекла в словах: «Вы больше никогда не придете в этот класс», — что для выпускников этот звонок будет последним в их жизни. Слова эти сбылись для нее самой…
           Нам все время кажется, что вот сейчас она войдет — и наш дом наполнится ее энергией, ее голосом, ее смехом, новостями, ею самой. Но время идет, и нет нашей доченьки, и никогда больше мы ее не обнимем, не поцелуем, не поговорим с ней, не узнаем, как ей там было в последние минуты жизни.
           Не могу… Тяжело — такая потеря, такое горе, несчастье. Бедная девочка — какой ужас она испытала! За что ей такое? Учили хорошему. Себе и детям во многом, как и все, отказывали — какие наши доходы. Но дети — наше будущее. А теперь — нет ее, Алюни, такой милой, славной девоньки. Всегда чистенькая, аккуратненькая, веселая. Дом пуст без нее. Осталась такая боль, какую тяжело пережить. Плачешь непроизвольно. Только подумаешь — слезы наворачиваются. А думаешь постоянно. Одно огромное желание — лечь с ней, обнять и лежать все время. Я ее так люблю. И ничто не радует больше. Мне ее очень не хватает. Казню себя, что сердце мне не подсказало о беде. И прошу всех — любите своих детей. Ради них мы живем.
           Происшедшее не умещается в голове. Ум отказывается воспринимать, как такое возможно было допустить, что люди спустились в переход, и там их убили. Как подумаешь, что испытали наши дети в предсмертных мучениях, задавленные, без воздуха… — жить не хочется. Почему-то приходишь к выводу: все было подстроено и подготовлено, продумано, чтобы погубить невинные души. Ну подумайте сами: готовилось мероприятие — гулянье. Все было смешано в один комок: и распитие пива, и концерт, и место выбрано неправильно — рядом с церковью и небезопасное.
           Служители церкви теперь осуждают нас, родителей, наших детей, что, мол, кричали, танцевали там. А перед организацией гулянья молчали — ни один не воспрепятствовал.
           Если говорить об организации, то невольно думаешь: как так можно пускать все на самотек, не придумать прикрытие от дождя хотя бы. В результате, когда пошел дождь, все побежали в метро прятаться — куда же было им деваться? Все туда бежали, а там — двери закрыли, людей держали не только «островки» ожидающих окончания дождя, но и специально стоящие люди. Воздуха не хватало, впереди стояли и сдерживали одни, сверху давили другие…
           А наша «замечательная» милиция просидела в автобусах, попряталась сама от дождя, а не следила за скоплением людей, не владела ситуацией. Хотя их число было под 200 человек, и предназначались они для того, чтобы проследить за расхождением большого скопления людей, и для этого их специально к этому месту доставили. А когда все случилось — погибли люди, они, видите ли, оказались на месте. Герои, видите ли. А где же они были раньше? Нет слов. Никакая это не халатность, а самое настоящее разгильдяйство. И как теперь можно кричать, что мы были там и помогали? Это просто нахальство! Виновные есть, мы, родители, видим, как хотят затянуть следствие, чтобы страсти утихли. Но одной халатностью никому не отделаться.
           Я не предам памяти моего ребенка, мы не должны предавать памяти своих детей, как бы и они
           не предали нашу. Мы сами этому учим наших детей.
           Что осталось нам теперь? Цветы на Немиге — временная память о погибших? Вспомним Хатынь — там на каждой хате мемориальные доски с именами погибших. Почему не сделать так на лестнице в переходе, где сделали свой последний вздох наши дети? Так считают многие родители, изведавшие горечь этой утраты. С этим вопросом мы обращались к мэрии города. Конечно, закрыть ныне действующий переход на Немиге, сделав его памятником, и построить новый — это дорого, но разве не дороги родителям их несчастные дети?!
           Очень печально, что на месте, где последний раз вдыхали воздух наши дети, ходят, плюют, что-то кричат, смеются. Это место уже стало мемориальным, и родители вправе добиваться переноса выхода из перехода в другое место. Следует установить мемориальную доску с именами и датами рождения каждого человека, погибшего 30 мая 1999 года, а в дальнейшем на месте гибели возвести храм памяти.
           Вспоминает Клава, сестра Али
           — Алевтина была многогранным человеком, разносторонней личностью. Чем больше я о ней думаю, тем больше вспоминаю хорошего и доброго…
           Я помню, как мы ходили покупать под Новый год подарок маме. Смотрели в магазине и на рынке. Аля всегда умела находить нечто особенное, до чего я не всегда додумывалась. И подарок папе на 23 февраля предложила Аля. Обычно к Новому году Аля собирала деньги уже с лета — из тех, что давали дома на булочки и мороженое, что оставались после похода в магазин. Она никогда не отказывалась сходить и купить хлеб, молоко, батон. Нередко после школы Аля шла сначала в магазин, а потом домой. На Новый год она купила подарки на все деньги, что у нее имелись. Обычно это был один, но дорогой подарок маме.
           Вспоминаю, как мы вместе ходили гулять. Я радовалась, как ребенок, а Аля вела себя, как взрослая. Казалось, что она старшая сестра, а я младшая. Она была интересным и очень живым ребенком, а потом враз повзрослела.
           Мы ходили с ней на выставки, на дискотеку, в оперный театр. Она была в курсе многих мероприятий в городе, всегда всем интересовалась, имела разносторонние увлечения.
           Аля любила получать в подарок цветы, розы — за их красоту.
           Каждый год Аля любила ездить в лагерь на одну или даже две смены. У нее всегда было мно-
           го друзей. Любила быть в центре компании, к ее мнению всегда прислушивались, и сама всегда слушала других. По натуре она лидер, человек, который знает, чего хочет, и старается достичь сво-
           ей цели.
           Все, что Аля носила, выглядело на ней замечательно. Если эту же вещь надевал кто-то другой, у него был не тот вид. Когда мы шили Але юбку, она хотела, чтобы все было так, как она себе мысленно представила, вообразила. И когда что-то не получалось — расстраивалась. Любила носить вещи непохожие на те, которые носили другие. А когда кто-то из подружек надевал точно такое, расстраивалась. Сама ни за кем ничего не повторяла.
           Аля была одаренным человеком. Любила слушать музыку, играть на аккордеоне, танцевать, заниматься борьбой и многим другим. У Али было не много кассет с музыкой, но она интересовалась разными группами, одалживала кассеты у подруг.
           Аля очень добрая девочка. Именно она принесла домой и щенка, и котенка. У девочки из класса кошка родила котят, и они думали утопить или выкинуть их. Аля упросила маму, чтобы ей разрешила взять кошечку. Сама придумала ей имя — Лариса. Потом точно так же уговорила маму, и в доме появился щенок — Беня. Когда он шалил и его хотели наказать за проделки, Аля защищала Беника, не давала его в обиду.
           Любила Аля готовить. У нее все получалось, потому что она была терпеливая и старательная. Занимаясь в «Золаке» и учась там печь, она очень многие рецепты приносила домой, и мы готовили дома. Аля с мамой разрабатывали меню на праздники, покупали продукты, а потом готовили.
           Аля часто ездила на дачу помогать, хотя хотела бы остаться дома или пойти погулять с подружками. Она была отзывчивым и добрым человеком. Любила перед сном поговорить. Теперь, ложась спать, я часто представляю, как бы Аля легла на свой диван, что сказала бы, о чем бы подумала. Мне иногда кажется, что вот сейчас она войдет в комнату, сядет за свой стол, где всегда идеальный порядок. Всегда у нее все было аккуратно прибрано и ничего не валялось.
           Когда иду с учебы домой, мечтаю, чтобы Аля была дома, встретила меня. До чего же мне ее не хватает! Не все поймут меня, только те, кто тоже потерял близкого и дорогого человека. Я до сих пор в это не могу поверить, у меня не укладывается в голове, что Али нет и не будет со мной рядом уже никогда. Только в моих мыслях, в моем сердце. Я буду всегда помнить ее улыбку, ее красивые счастливые глаза, веселый смех, доброе слово. И мне хотелось бы, чтобы все, кто знал и любил Алю, помнили ее всегда. Почему от нас уходят лучшие? Почему?
           Рассказывают Алины подруги
           Лена Марченко:
           — В классе Алю все очень любили. Была она отзывчивой, всегда готова помочь. Никогда не говорила: «Ай, мне некогда», могла целую перемену что-то объяснять.
           Веселая была. В школу придет, откроет дверь, сумку забросит: «Все, я пришла!». 29 мая наш класс был на вахте памяти на площади Победы. Аля была такая веселая, улыбалась, ходила, руками размахивала, а там смеяться нельзя. Очень редко ее можно было увидеть грустной: ну, может, если только четверку поставят за четверть. Но при этом она никогда не показывала, что ей тяжело.
           За месяц до конца занятий она как-то пришла в класс, бросила сумку и сказала: «Все, какая учеба! У меня уже каникулы. У меня уже наступила весна».
           Они с Катей были лучшие подруги, но дружила Аля со всеми, никогда не сплетничала ни о ком. Она была самым мягким человеком, самым добродушным. Никогда не могла даже резким словом обидеть. Она всегда могла выслушать, посоветовать, помочь.
           Все относили к Але хорошо. Учителя ее любили и уважали. Когда учительница пришла на урок 1 сентября и кого-то вызвала, но ей не ответили, она сказала: «Как нам не хватает Али!».
           Катя Павлович:
           — Аля была очень ответственная. Всегда подготовлена к урокам. Однако с ней трудно было спорить, говорила: «Я знаю!» — и точка. Всегда стояла на своем, и редко кому удавалось ее переспорить или переубедить.
           Оля Щербак:
           — Мальчики называли ее «Лялька» — Алька-Лялька. Когда с кем-то знакомилась и называла свое имя, у нее переспрашивали: «Как, Валя? Галя?» — «Нет, меня Аля зовут. А-л-я!»
           Лена Садошенко:
           — Ей нравилось ее имя, нравилось, что оно такое редкое. Она была веселая, умная. Нас было четверо подруг, и нам вместе было весело и хорошо.
           Лена Марченко:
           — На следующий день после случившегося, в понедельник, мы пришли в УПК, но ни Кати, ни Али не было. Я почувствовала недоброе. Мы с подругой приехали из УПК и сразу позвонили Катиному брату, и он нам сказал, что Катя в больнице. Мы спросили: «А Аля тоже в больнице?» — «Нет, Аля умерла.» Я уронила трубку, упала на пол и стала просто захлебываться слезами. Моя подруга не поняла: «Что, с Катей что- нибудь серьезное?» — «Нет, Аля умерла.» У нее был шок, она вся затряслась.
           Потом мы пошли в школу. Когда я зашла в учительскую, классная, наверное, поняла что-то, она меня подхватила, взяла за руку: «Лена, что случилось?». Я все рассказала. У всех учителей был шок, все плачут: «Почему именно наша Аля?». Это же спрашивали и не могли получить ответа все, кто пришел прощаться с Алей.
           Когда я видела ее мертвой, не верила, что это Аля лежит. Кажется, придешь первого сентября, она прибежит в класс и скажет: «С новым учебным годом!». И как всегда, засмеется.
           Тяжело было врать Кате, но надо было сдерживать себя. Катя все время спрашивала: «Что с Алей?» — а мы врали ей. Потом по дороге домой думали: может, она нас потом обвинит в том, что мы ей не сказали? Мы старались ее поддерживать, чтобы не потерять еще и вторую подругу.
           Первого сентября в класс вошла классный руководитель и сказала: «Ребята, поздравляю вас с началом учебного года. Мы все знаем, что среди нас нет Али Новаковской. Давайте встанем и вспомним ее». Все встали. Те, кто был ближе с Алей, заплакали. Классная тоже заплакала. Потом мы сходили на кладбище. Теперь мы каждое 30-е число обязательно всем бывшим 9 «Б» классом ходим на кладбище Алю навестить.
           Первое время мы оглядывались на заднюю парту, где сидела Аля. Понимаешь теперь, что значит потерять близкого друга. Пока не потеряешь — не поймешь. Надо на себе испытать. Теперь понимаем и то, что жизнь каждого может в любой момент оборваться.
           Нам не хватает Али. Не верится, что ее нет. Почти год ее нет, а все еще не верится…

Глава из книги "Трагедия на Немиге"

Далее по списку
(Орел Ольга)