БЕЛЬСКАЯ АНАСТАСИЯ

27.11.1980


           Рассказывают мать
           Елена Владимировна Бельская,
           тетя Алла Владимировна
           и двоюродный брат Виктор
           Мать:
           — Настя была веселой, умной девушкой, целеустремленной. Ее любили, к ней тянулись однокурсники, друзья, душа ее всегда излучала тепло. Она везде была лидером, всегда достигала задуманной цели. Она умела жить. Всегда была такая уверенная, добивалась всего, чего хотела, везде успевала. Любила ходить в походы. В девятом классе с одноклассниками ходила в поход на «Голубые озера». Классный руководитель говорила, что она очень удивилась, какие взрослые дети у нее в классе, как они все умеют. Настя готовила уху, мальчишки кололи дрова. Все говорили, что уха удалась на славу. Рядом была деревня, и мальчишки помогали женщинам косить сено, а они их молоком угощали. Все остались довольные походом и долго вспоминали.
           Настя у меня вообще умела все: и кушать вкусно приготовит, и тортик или печенье испечет, пельмени сделает, умела шить и вязать. Стирала сама свои вещи давно. Я говорила: «Настюша, если со мной что- нибудь случится, вы с папой уже не пропадете, с голоду не умрете, ты все умеешь». А вышло все наоборот.
           С пятого класса Настя делала уроки самостоятельно. Когда я хотела проверить, все ли уроки она сделала, она отвечала: «Мама, я же не маленькая, что ты будешь проверять мои тетрадки, как в первом классе. Я никогда не иду в школу неподготовленной». И мне за нее никогда не было стыдно, о ней говорили всегда только хорошее. Она была не по годам взрослая, умная, часто давала мне полезные советы. Была решительной, хотела все знать, все уметь, очень торопилась жить. Может быть, она чувствовала, что у нее такой короткий век? И я все время почему-то за нее очень беспокоилась. Может, потому, что она у нас одна, а может, моя душа что-то предчувствовала? Не знаю. Но куда бы она ни пошла, пока не придет домой — я не лягу спать. А она говорит: «Мама, ну чего ты переживаешь? Газет начитаешься и переживаешь. Со мной ничего не случится!» — «Дочка, — говорю ей, — когда будешь иметь своих детей, будешь знать, что это такое и почему я так переживаю. Ведь теперь такое время неспокойное.»
           Однажды она с Алесей, подружкой своей, пошла на фестиваль «Молодечно-96». Мы им разрешили до двух часов ночи побыть там. А тут и два и три, а их все нет. Отец начал ругаться, а я и сама уже переживаю. Думаю, не дай бог что случится! Пришли они в половине четвертого живы и здоровы.
           После окончания девятого класса Настя поступила в Молодечненский политехникум. Она хотела поступать в медучилище, но в Молодечно только на базе одиннадцати классов принимают, а в Минск я побоялась отпускать, думаю, здесь будет у меня на глазах. Она везде со мной с двухмесячного возраста: я в деревню к родителям еду — и она со мной, я в Минск к сестре — и Настенька со мной. Я вообще не представляла, как я буду жить без нее, если она, к примеру, замуж выйдет. Думаю, пусть закончит техникум, а потом может в институт поступать. Учиться никогда не поздно.
           Была она доброй, отлично рисовала — ей всегда поручали выпускать настенную газету. Ее выбрали старостой группы. Настю любили не только в школе и техникуме. Родственники тоже души в ней не чаяли. Она была у нас любимицей, одна девочка среди мальчишек. У сестры моей два сына, у брата тоже сын, а у нас с мужем — дочь. Двоюродный Настин брат Витя всегда говорил, что его одна Настя понимает. Он с четырех лет без матери рос. Когда я ее ругала или заставляла что-нибудь делать, бабушка Насти, моя мама, говорила: «Лена, не ругай, повзрослеет и будет все делать, вас тоже надо было заставлять. Думаешь, вы не такие были? Пусть погуляет, она же еще ребенок». И действительно, Настенька повзрослела, и мне с ней никаких хлопот не было.
           А вообще она обожала Минск, хотела жить только в Минске, в квартире со всеми удобствами (мы живем в частном секторе). Мечтала поступить в мединститут. Ее подружка Таня училась на подготовительном, у нее уже и друзья были из мединститута, Настя с ними общалась. Она говорила: «Я обязательно поступлю!». Когда я заболела, она сама мне делала уколы. Я шутила: «Ты же прирожденный медик, так хорошо и совсем не больно делаешь уколы».
           С 9 марта Настя проходила практику на Минском комбинате хлебопродуктов № 5. Она так радовалась, что ее направили проходить практику именно в Минск, а не в Лиду или Сморгонь. Она уехала на практику, а я думала: зачем отпустила, зачем согласилась, чтоб она в общежитии жила? Потом думаю: а кто бы меня спрашивал? Это же практика, она должна ее отработать. А Настя на седьмом небе от радости, что именно в Минск попала. Поселились они в одной комнате с Юлей Косяк. У меня сестра в Минске живет, они часто к ней ездили. Домой каждые выходные приезжала. Я Насте в прошлые выходные сказала, чтобы на следующие она приехала домой пораньше и настраивалась, что поедем в деревню к бабушке с дедушкой, надо помочь им на огороде. Она безотказно ответила: «Хорошо». Она приехала домой в пятницу, 28 мая. Как и обещала, приехала раньше. Но зашла ко мне на работу и говорит: «Мама, завтра уезжаю обратно в Минск, надо в воскресенье и понедельник выйти на работу». Говорю: «Если надо, значит, надо, езжай!». Мне надо было срочную бумагу напечатать на понедельник и пришлось остаться после работы. Она осталась со мной. Я набирала текст на одном компьютере, а она села за другой. Я ей дала не срочную бумагу и говорю: «Поучись, может когда-нибудь в жизни пригодится». Заходили к нам в кабинет сотрудники, даже начальник. Все они словно попрощаться с ней заходили.
           В субботу мы сходили на рынок, купили ей бриджи, о которых она так мечтала (в которых и погибла потом), еще кое-какую мелочь. Ходим по рынку, а она все торопит: «Быстрей, быстрей. Мне надо в Минск ехать». Пришли домой, она такая счастливая, поцеловала меня, поблагодарила за покупки. Быстренько рыбу стушили — она лук, морковку почистила, я — рыбу. Настя позвала отца кушать. И все торопится. Я ей и говорю: «Настя, к тебе Танечка (подружка ее, одноклассница) уже вторые выходные заходит и не может тебя застать дома, ты ей позвони». Она говорит: «Мама, я уже не успею». Я сама набрала номер, но там никто не ответил. «Который час?» — спрашивает. «Без десяти час.» Прошло время, она опять спрашивает. Я говорю: «Без десяти час». — «Как без десяти час? Ведь давно уже было без десяти.» Смотрю, а часы остановились, уже 13.20 было. Опоздала она на эту электричку, поехала на 14.34.
           Теперь, после всего случившегося, я думаю, что даже часы предупреждали нас об этой страшной трагедии…
           Я ее всегда провожала на электричку — мне до станции близко, через мост переходной. Провожу, поднесу сумку, еще в электричке посидим, поговорим. В Минск их десять человек ездило на практику. А в тот день даже не пошла провожать, мне надо было довязать кофточки детям — у моих родственников двойняшки- мальчики, 31 мая им по два годика исполнялось. Я говорю: «Дочка, ты не обидишься, если я тебя сегодня не провожу? Донесешь сумку сама?». Она согласилась. Я ей еще кофе в баночку отсыпала, отец всегда с получки покупал ее любимый «Nescafe classic». Она поблагодарила, сама забыла бы взять кофе, подняла сумку: «Тяжеловата, но ничего, донесу». Поцеловала меня на прощание, с отцом и соседкой (она у нас была) попрощалась и ушла. Еще сказала: «В среду я тебе позвоню, скажу, поставили меня на рабочее место или нет». С 1 июня освобождалось рабочее место, и ее обещали взять. Она уехала, а я и говорю соседке: «Что-то еще я забыла, не сказала Насте». И начинаю перечислять, что именно. Соседка говорит: «Да вы же ей все это
           сказали». А у меня такое чувство, что должна была еще раз сказать, предупредить, чтобы по городу поздно не ходила.
           В воскресенье ночью, в пятнадцать минут двенадцатого — звонок. Подхожу к телефону и думаю: кто же так поздно звонит? «Это Дроздов из Минска.» Я его тогда еще не видела, только из Настиных рассказов знала, что он работает вместе с ней и что они дружат. Я сразу: «Андрей, что с Настей?!» — «Крепитесь, Насти с нами больше нет.» — «Как, — говорю, — нет. Андрюша, миленький, что с ней случилось?» — «В метро задавили.» Она же на работе должна была быть. «Что она там делала?» — спрашиваю. «С Юлей на концерт поехала.» — «А ты там был?» — «Нет.»
           Об этом концерте она ничего не знала, не собиралась. Уехала из дома — о концерте ни слова. Потом уже девочки, которые вместе практику проходили, рассказывали, что в воскресенье они с Юлей пошли загорать, и там им кто-то сказал: «Что вы здесь сидите, на Немиге концерт сегодня, сходили бы». Юля говорит: «Давай сходим». Собрались и пошли. Еще перед тем как уйти, Настя навела у себя в шкафу порядок. Юля говорит, сегодня праздник такой большой, в другой раз все сложишь. А Настя ответила: «Нет, у меня все там разбросано, я быстренько все уберу». Вышли они из общежития, а Настя говорит: «Юля, меня Андрей зовет». — «Не зовет он тебя — тебе показалось.» Настя оглянулась, он только помахал ей рукой.
           Что было дальше, узнала я из рассказа Юли. Вышли они из метро, поднялись на две ступеньки — а на них толпа. Они не сразу поняли, насколько это серьезно и опасно. А когда сообразили и начали убегать, было уже поздно. Если бы они раньше сообразили, все было бы иначе. Настя упала лицом вниз, связанная по рукам и ногам. Только и успела сказать: «Юля, помоги, мне больно…». Юля была на расстоянии вытянутой руки от нее. Она не упала, и ее кто-то за волосы вытащил. Когда Настю выносили, она только посмотрела Юле в глаза, но уже ничего не сказала. Когда ей искусственное дыхание сделали, сказала только: «Мне жарко». Врачи посмотрели зрачки и сказали, что уже ничего нельзя сделать. Говорят, она жила еще полчаса. В больницу привезли, врачи пытались прямой укол в сердце сделать, но в больнице не нашлось иглы такой длины.
           Тетя:
           — Ко мне Настя приехала накануне в четверг — она раз в неделю ко мне приезжала. Обычно с Юлей приезжали, всегда такие веселые. Я их провожу, а сама в окно посмотрю и порадуюсь за них: «Как им хорошо, такие молодые, такие веселые, счастливые». Рассказывала, как им хорошо в общежитии. А в этот день приехала одна. Провожаю ее, а она мне говорит: «Я так Минск обожаю!». Зашли в магазин, я ей пирожное купила. И не думала, что это последняя наша встреча, что последний раз ее угощаю.
           На выходные я не планировала в деревню ехать, много дел было дома. Детей отправила — бабушке с дедушкой помогут. Однако вышло так, что за мной заехали на машине и взяли меня на один день в деревню. Там как предчувствие какое-то: долго не спалось. Проснулась в таком страхе, будто что-то горит. Посмотрела в окошко — во дворе чужая черная собака стоит. Господи, что она тут делает? Я постучала в окно, и она убежала.
           Еду в Минск — мне опять почему-то страшно. Думаю: хоть бы доехать. Так беспокойно на душе! Приехала домой, приняла душ, пошла на работу. А на душе по-прежнему неспокойно. Вечером молния ударила прямо перед окном. Я в 3-й детской больнице работаю. Ко мне поступил больной на прием, а я выбежала в общую приемную и говорю: «Девочки, мне страшно. Грозы боюсь». И тут к нам два парня прибежали, мама их работала дежурной, и говорят: «На Немиге грозой побило столько молодежи! Все синие лежат. Мы проходили мимо и видели». Звоню домой и говорю мужу: «Звони быстрее в деревню, как там дети». Он позвонил и — мне: «Что ты паникуешь? Там даже дождя не было». Я успокоилась. Потом к нам начали звонки поступать. Один звонок, второй, третий. Пришел врач из реанимации, мы с ним дежурили по приемному. Просим: «Василий Николаевич, позвоните, узнайте, что на Немиге». Он позвонил и ему ответили: «Молодежь, молодежь, молодежь…».
           Я сижу, а у меня такой страх: только бы не Настя. По прямой не могу выйти на Молодечно, чтобы узнать, где Настя. Я знала, что на выходные она уезжала домой. Говорю себе: «Только бы там Насти не было, только бы не было». Ведь она могла и вернуться — всегда так рвалась в Минск. Я думала только о ней. Мне даже сотрудники сказали: «Ну ты зациклилась на девчонке». Тут меня к телефону зовут. Подхожу. Ваня, муж, говорит: «Не знаю, как тебе и сказать…». А мне уже и говорить ничего не надо, я сразу поняла, что случилось то, чего я так боялась. У меня началась истерика.
           Трудно объяснить, нет объяснений тому, что произошло на Немиге. Просто какое-то безумие. И было это, мне кажется, не случайно. Произошло то, что должно было произойти.
           Где толпа — там всегда страшно. Я однажды оказалась в такой ситуации в магазине «Беларусь». Там меня чуть не задавили. Я пришла до открытия и оказалась в первых рядах. Потом, когда с криком начала давить толпа, я попыталась выйти, но сделать это уже было невозможно. Главное — устоять на ногах. Когда все побежали в магазин, я смогла устоять на ногах, а вот мужчина упал, и все бежали по нему, и никто уже не мог остановиться — сзади давила толпа. Его задавили. Это было ужасно. Я всегда боялась толпы. Когда был праздник города — 830 лет Минску, движение было перекрыто, и метро, естественно, закрыто, никого туда не пропускали.
           Поэтому у меня постоянно возникает вопрос: почему не было перекрыто метро? Ведь это гулянье, собирается много молодежи. Они ехали туда повеселиться. Толпа — это страшно. Возможно, это и случайность — испугались грозы. Но чтоб такое количество жертв… Я думаю, что прежде чем проводить такие массовые мероприятия, надо все предусмотреть и организовать надлежащую охрану. Всем нам надо извлечь урок из этого, чтобы такое никогда не повторилось!
           Брат:
           — Я помню Настеньку еще маленькой девочкой. Мы с ней были очень дружны и любили друг друга. Она младше меня на два года. Мне не исполнилось и четырех лет, когда умерла мама. Настя была не только моей сестрой, но и самым лучшим и верным другом. С самого детства она росла бойкой, веселой девочкой, очень похожей по характеру на мальчишку-сорванца. Настюше очень нравилось смотреть на пламя костра и в темноте ночи наблюдать за звездами. Она знала очень много песен и любила петь, танцевать, слушать музыку. Нравилось ей также побегать под теплым дождиком, полазать по горам, оврагам и старым окопам в поиске чего-нибудь интересного, таинственного. Настя обожала животных: кошек, собак, лошадей, но особенно ей были симпатичны ежики. Она часами рассказывала всякие истории, поучительные и занимательные.
           Настенька очень любила цветы. На ее взгляд, самый красивый из полевых цветков — василек.
           Вспоминается смешная история из ее детства. До четырех лет Настя с родителями жила в деревне у бабушки с дедушкой. За ней нужен был глаз да глаз, настолько она была шустрой и любопытной. И вот утром бабушка, как обычно, печет блины, а маленькая «помощница» вертится рядом. Пока бабушка отлучилась на минутку, Настюша подтащила к краю стола миску с тестом и опрокинула его себе на голову. С той поры мы все над Настенькой часто подшучивали и называли лисичкой, которая сунула голову в кувшин.
           Настенька всегда могла понять другого человека, выслушать, дать дельный совет, посочувствовать. Она была очень доброй, приветливой, с очень ранимой душой. Она могла заплакать при виде больного котенка или щенка. А как она плакала, когда у нее на глазах умирал ее любимый кот Кеша! Его кто-то побил сильно, или он в капкан попал…
           Я не знал, кроме нее, никого, кто мог бы так легко знакомиться, иметь столько друзей, завоевывать уважение и любовь окружающих ее людей.
           За что пришла такая кара, немилость Господня?! Что такое страшное совершили в своей жизни эти невинные молодые люди, чтобы погибнуть такой лютой, ужасной смертью? Может, это была плата за наши общие грехи? Правду говорят — из жизни уходят лучшие. Происшедшее на Немиге всколыхнуло множество людей, но особой болью и неизгладимой мукой отдалось и осталось в сердцах родителей погибших детей, родственников, друзей и подруг.
           Мы не смогли и не сможем смириться с такой тяжелой, невосполнимой для всех нас утратой. Мы не поверили и не поверим до конца дней своих в этот ужас. В наших сердцах, в нашей памяти они будут жить вечно! Дня нас они все равно живы и всегда с нами. Это был просто страшный сон…

Глава из книги "Трагедия на Немиге"

Далее по списку
(Бибило Марина)